Для русской практики храмоздательства изначально была характерна работа «по образцу» с обращением к тем храмам, которые были приняты церковным сознанием как канонические, то есть соответствующие догматическому учению Церкви. При этом важнейшим является вопрос преемственности исходного византийского крестово-купольного храма, воплотившего в архитектуре образ Царства Небесного и неизменную православную догматику, композиция которого с центральным куполом, символизирующем небо, над кубическим объемом, символизирующем землю, стала образцом для всего православного храмоздательства.
На рубеже ХV-ХIV веков на российском духовном пространстве аскетический тип культуры, находящийся в теснейшей связи с развитием русского православия и византийской культуры, вступил в стадию глубочайшего кризиса. Постепенно он вытеснился другим, гуманистическим типом, к XVIII веку завоевавшим доминирующее положение. Запад в эпоху Ренессанса отказывается от идеи мира как образа Царства Небесного и переходит к концепции самоценности самого мира.
Во второй половине XVII века в древнерусской системе храмоздательства это выразилось не только в появлении большого количества новых архитектурных мотивов, но, что главное, — в появлении принципиальной возможности неограниченного образования все новых и новых архитектурных решений. Древнерусская деятельность храмоздательства перестала существовать как аскетическая дисциплина и превратилась в одну из областей архитектурного творчества. Преобладавшее ранее видение храма как образа Царства Небесного сменилось более приземленным толкованием храма как земного дворца Царя Небесного.
В XVIII веке древнерусская система храмоздательства практически полностью прекратила свое существование, уступая место новому архитектурному принципу, который определялся как принцип свободного формотворчества в условиях следования господствующему архитектурному стилю. Развитие церковной архитектуры пошло по пути обособления и критического отношения к многовековой традиции древнерусского зодчеств, ориентации исключительно на образцы западноевропейской архитектуры. Вся культура ХVIII века развивалась параллельно с Церковью и светское начало все больше проникало в церковное искусство и, в том числе, в архитектуру русских храмов.
На рубеже XVIII–XIX веков немецкие романтики выдвинули идею субъективного переживания исторического времени и множественности художественной памяти, откуда по собственной воле можно черпать любые «исторические стили». Свобода романтического мышления позволяла мысленно переноситься в любую эпоху и работать в том или ином стиле. Этап «историзма» характерен воспроизведением исторических прототипов, комбинаторными вариациями элементов различных, так называемых исторических стилей (это явление мы называем эклектикой).
Искусство модерна рубежа XIX–XX веков также характеризуется историзмом художественного мышления, но особого рода. В период модерна происходило стремительное переосмысление старых и открытие новых художественных форм и приемов, сближение и слияние различных видов и жанров искусства. Художники модерна в стремлении к «большому синтезу» и «большому стилю» ломали привычные нормы и границы.
Современный этап храмоздательства, возрождаемого с 1990-х годов после 70-летнего перерыва, пришелся на эпоху постмодернизма. Общим для различных национальных вариантов постмодернизма можно считать размытие больших стилей, эклектическим смешением художественных языков. Постмодернизм не дает объяснения причин, источника, стимула, мотивов, ценностных характеристик в творчестве. Отрицается целостность, отрицаются высшие смыслы. Современный храмоздатель, даже не принимающий ее эстетику, все равно живет в ее окружении и даже отрицая, вступает невольно в контакт с ней, и получая ее воздействие. Наравне с иными причинами, влияние постмодернизма определяет приверженность архитекторов-храмоздателей «историзму», «стилизаторству», «эклектизму», а то и к «китчу».
В наше время не приходится надеяться на появление архитектурных решений, подобных византийским и древнерусским, которые, как было сказано, рождались в среде аскетического типа культуры. Наиболее целесообразными для современного этапа храмоздательства представляются такие творческие подходы, при которых отбрасывается не имеющее ничего общего с архитектурным творчеством формальное копирование или эклектичная комбинация исторических стилей, отдельных памятников и их элементов. При этом исключительно важной остаётся сознательная ориентация на лучшие традиции прошлого, сутью которых всегда была глубинная связь храмовой архитектуры с православной догматикой и богослужением, а храм воспринимался как образ Царства Небесного.
Проникновение модернизма в российское храмоздательство
Во второй половине 2019 года в ряду проектов Программы строительства православных храмов Москвы были представлены два проекта, отличающихся модернистской направленностью. Это храм в честь священномученика Игнатия Богоносца на улице Верейская и храм Воздвижения Креста Господня в Митино.
Если в первом проекте есть существенные изъяны, но более не менее сохраняется традиционная форма православного храма, то во втором проекте нет почти ничего общего с традиционным построением его архитектурной формы.
Что же в этих проектах вызывает отторжение? Рассмотрим каждый проект по отдельности.
Храм на Верейской представляет собой довольно простую форму, образуемую четырьмя параболами-пряслами стен. С запада – параболический портал входа в храм, с востока – полукружие алтарной апсиды обтекаемой формы без членений на цоколь, стену и конху. Храм венчает одна глава такой же обтекаемой формы без ясно читаемых членений на барабан и купол с четырехконечным крестом. Казалось бы – ничего сверхъестественного. Просто авторы почему-то не видят разницы в формировании формы храма в России и в южных странах, таких, как Египет и Греция, где такие обтекаемые формы бетонных завершений глав и апсид давно широко используются. В условиях же России с ее снежными зимами и весенним таянием, все стены окажутся в грязных подтеках. Само же объемное решение совсем не оригинально и ранее уже было применено в ряде проектов.
Главная же особенность проекта, которая и подчеркивается в публикациях об этом храме – его полностью остеклённая восточная стена, обрамляющая выступ бетонной апсиды. Здесь авторы показывают своё незнание богослужебной практики и богословия храмовой архитектуры. Чего только стоит комментарий к проекту: «благодаря этому прихожане смогут видеть сквозь стекло пейзаж долины реки Сетунь». Молящиеся во время богослужения должны взирать на иконы иконостаса, а не на пейзаж за окном. Первая подобная ошибка уже была допущена в храме на Поклонной горе, где оконные проемы начинаются с уровня земли. Видимо, чтобы иконостас не загораживал пейзаж долины реки Сетунь, он сделан с максимально низкими боковыми вратами. Помимо всего прочего, яркий свет утреннего солнца будет нещадно слепить обращенных к востоку молящихся.
Проект храма Воздвижения Креста Господня в Митино и вовсе оторван от православной канонической традиции. Он как будто сошел со страниц журнала, посвященного современной культовой архитектуре протестантского и католического Запада. Правда, там архитектура более интересная.
Встает вопрос – а зачем в Москве строить такое сооружение, которое никак не вписывается в традиции отечественной храмовой архитектуры, тем более московской. Просто авторы хотят сделать «не так, как было», «творчески», не ведая, что в храмоздательстве существуют совсем другие принципы творчества. Здесь должно быть сотворчество в «синергии» с Богом, подчинение своего Я видению Дома Божьего так, как это понимается Церковью.
Объяснение образа этого храма, помещенное на сайте прихода: «образ храма был вдохновлён традиционным иконописным изображением Голгофы, местом победы Христа над смертью, местом Воздвижения Креста Господня… На архитектурное решение повлияли образы древнейших скальных и пещерных храмов Каппадокии…» вызывает только удивление.
Аналогичные проекты появляются и в С-Петербурге. Вот несколько примеров.
Второй вопрос проникновения модернизма, это появление решений, исключающих традиционный иконостас, разделяющий визуально пространство алтаря от средней части храма. Их появление связывается с обновленческими идеями, которые уже сотрясали нашу Церковь в 1920˗х годах, а также озвучиваются и практикуются современными обновленцами. Их мотивами может быть только оглядка на западную богослужебную традицию, где в пространстве храма иконостас отсутствует.
Сегодня мы входим в период борьбы за церковное искусство, – заявил в эфире телеканала «Спас» 3 декабря 2019 года первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Александр Щипков.
Аналитик полагает, что в наши дни в Церкви разворачивается борьба за интерпретацию понятий «канон», «образ», «красота» и, в целом, за церковное искусство. Причем, именно от того, какая точка зрения одержит победу в этом противостоянии, будет во многом зависеть будущая судьба Русской Православной Церкви.
Эксперт отметил, что в последние годы либеральная интеллигенция начала активно интересоваться церковной культурой и искусством, организовывая собственные выставки, выступая на них в качестве их кураторов и художественных критиков. Либеральный тренд направлен на то, чтобы разрушить норму церковного искусства, увести его от главной цели спасения души. «Мы имеем дело с политической задачей по изменению лица Церкви», заключил Щипков.
