Много лет архитекторы-храмоздатели, искусствоведы и культурологи ведут дискуссии о состоянии современной храмовой архитектуры. Критикуют архитекторов за ретроспективизм, копирование образцов прошлых эпох без критического его переосмысления для современных условий жизни прихода. Однозначно негативное отношение части архитектурного сообщества и церковной общественности к модернистским экспериментам в области храмовой архитектуры соседствуют с их одобрением либеральной частью священства, архитекторов и искусствоведов, настаивающих на якобы назревшей необходимости реформирования канонического пространства храма и оправдывающих их логикой развития Церковного Предания. Вопрос касается в основном отношения к традиции, ее незыблемости, однако понимание традиции может быть у спорящих сторон разное. При общем негативном отношении к бездумному стилизаторству, стороны не могут прийти к согласию по вопросу той грани, которая отличает разумное привнесение требуемых жизнью Церкви и состоянием строительных технологий изменений в строительстве новых храмов, от формалистического желания сделать что-то совсем новое, никак не связанное с исконной русской традицией.
Общим является отношение к состоянию современной храмовой архитектуры как болезненному. Но чтобы начать лечение, необходимо установить не только симптомы болезни, но и ее причину.
Однако бесплодность дискуссий и рецептов выздоровления обусловлена отсутствием опоры на теоретическую базу, определяющую состояние культуры и сознания человека эпохи постмодерна, а также понятие канонической традиции. На основе таких исследований можно попытаться направить дискуссию в нужное русло*.
Наше время характеризуется как эпоха постмодерна, общим свойством которой является фрагментарное восприятие действительности, предполагая равнозначность и равноправие многих смыслов.
Одним из важнейших в понятийном аппарате философии, эстетике и культурологии является понятие «целостность» (являющееся производной от категории «целое») как способность целостных систем к самостановлению и саморазвитию. Трансформация культурно-исторического сознания и художественно-эстетических категорий, происходящая повсеместно в эпоху постмодерна, способствует разрушению его целостности.
Постмодернистское умонастроение несет на себе печать разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, творчество разума, безграничность человеческих возможностей. Общим для различных национальных вариантов постмодернизма можно считать его отождествление с эпохой «энтропийной» культуры, отмеченной эсхатологическими настроениями, эстетическими мутациями, диффузией больших стилей, эклектическим смешением художественных языков. Эстетика постмодернизма принципиально анти-систематична, адогматична, чужда жесткости и замкнутости концептуальных построений.
Подобный сдвиг привел к модификации основных эстетических категорий. Возвышенное замещается удивительным, трагическое - парадоксальным. Постмодернистские принципы философского маргинализма, открытости, описательности, безоценочности ведут к дестабилизации классической системы ценностей. Можно протестовать против всего и вся или, напротив, со всем соглашаться. Весь постмодернизм явление неопределенное, размытое, с неясными мировоззренческими установками и другими подобными характеристиками.
Постмодернизм не дает объяснения причин, источника, стимула, исходных посылов или мотивов, ценностных характеристик в творчестве.
С целью разрешения этого вопроса, постмодернизм ввел понятие «слабой» проектности, которое заключается в приятии ситуации постепенного дополнения проектируемой среды различными «вкраплениями». К главным недостаткам концепции «слабой» проектности следует отнести неизбежное признание фактора произвола, случайности и непрофессионализма как допустимого, более того, как вполне вероятного. Источником же «сильной» проектности в архитектуре традиционно было авторитарное волевое решение творческой личности, ее уверенность в собственной «непогрешимости». При этом подразумевается, что весь предметный мир проектируется единовременно и как бы заново, в общем стилистическом ключе, в строго структурированной системе соподчинения отдельных элементов. Противоположный принцип был осознан в момент кризиса «интернационального стиля», когда пришло понимание того, что жизнь не может быть полностью организована раз и навсегда в том или ином культурном, архитектурном или дизайнерском проекте. Опыт XX столетия показал, что динамично развивающиеся во времени предметные ситуации требуют применения более эффективного принципа осторожного, часто минимального и постепенного (эволюционного, а не революционного) воздействия. Подобный подход к проектированию и был позиционирован как «слабая проектность», равноправие стилей, культур, времен, контекстов.
Сторонники постмодернизма считают, что новоевропейская рациональность оказалась в итоге совершенно несостоятельной, что все ее притязания: и на открытие законов, и на универсальность, и на прогресс, но главное - на руководство человеческой жизнью, ее обустройством - так и остались на уровне притязаний, пустых заявок, несбывшихся надежд.
И современный человек, так или иначе сформированный современной культурой, несет в себе вполне определённый недуг. Его можно сформулировать термином «разорванное сознание». Такое сознание неспособно воспринять то, что именуется традицией во всей своей духовной и исторической полноте. Традиция ощущается им как нечто внешнее по отношению к Церкви, как совокупность исторических наслоений и казусов, имеющих связь с давно забытыми историческими обстоятельствами и поэтому ненужными и даже вредными для современного христианина. Наша толерантная по форме, но невероятно агрессивная и нетерпимая по сути цивилизация, оказывает фатальное воздействие на формирование сознания современного человека, в том числе и человека, приходящего в Церковь или уже находящегося в ней.
В Церкви же нет ничего случайного, а всё подчинено только одной цели – соединению человека с Богом, явления человеку тайны инобытия в реалиях этой жизни. А всё, что не согласуется с этой целью - отторгается и бесследно исчезает из церковной традиции.
Для того, чтобы попытаться понять, что же лежит в основе этого феномена разорванного сознания, следует вернуться к модернизму начала прошлого века, который затем стал причиной возникновения постмодернизма, так или иначе формирующего нашу сегодняшнюю жизнь.
Постмодернизм, который многие исследователи называют «пост-христианством», есть период времени, следующий за революционной эпохой воинствующего атеизма (нигилизма). Задача воинствующего нигилизма заключалась в разрушении христианского общества и насильственном изменении христианского сознания, и эта задача была практически завершена в 70-ые гг. прошлого века. Это было не просто новое культурное течение, а духовный слом тех основ, на которых базировалась прежняя эпоха. Часто он скрывался под маской реформаторства, призывая к изменению прежней традиционной модели культуры, исходя из идеи необходимости её «адаптации» к быстро меняющейся реальности. Поэтому постмодернистская модель сознания, пришедшая на смену модернистской, уже учитывала состоявшуюся деконструкцию прежней модели культуры и создание реальности, не имеющей единого смыслового стержня. Сатанинская революция, как считал о. Серафим (Роуз), перешла из фазы агрессии, в новую, более «милостивую», постмодернистскую фазу.
И потому практически невозможно принять современному человеку ту неопровержимую истину, что самыми прекрасными высотами христианской культуры, христианской истории и мироустройства были именно те эпохи, которые в современной гуманистической, а по сути антихристианской историографии именуются «византизмом» и «мрачным средневековьем». Что вся последующая история христианской цивилизации, начиная с Ренессанса и заканчивая ХХ веком, есть эпоха угасания, постепенного духовного оскудения. И что ХХ век, с его демоническими трансформациями в культуре, вся современная постхристианская по самоназванию и антихристианская по содержанию цивилизация есть неизбежный результат этого духовного оскудения.
Распространённое именование идей реформирования церковной жизни «модернизмом» представляется не совсем точным, поскольку они базируются на убеждении, что в основе церковной традиции лежит не результат водительства Святого Духа, а совокупность исторических, культурных и географических факторов, которые, в свою очередь, являются вторичными и не содержат никакого символического смысла.
А это уже логика постмодернизма. Внутри неё кажется оправданной замена одних иконных изображений на другие, более соответствующие сегодняшнему моменту. При этом соседство традиций с новомодными экспериментами осознаётся в ней как вполне уместное, поскольку иконный образ, храм и гимнография из символов, соединяющих Горнее и дольнее, превращаются лишь в изображения, архитектуру и текст с религиозной функцией.
Люди с «разорванным сознанием» воспринимают всё это не как часть личного духовного опыта, а как нечто внешнее по отношению к нему. Поскольку церковная традиция по большей части сложилась именно в ту эпоху, когда основным стержнем и главным смыслом существования человека, общества и даже государства была религиозная жизнь, то современному городскому образованному человеку, сознание которого сформировано современной антихристианской культурой, воспринять её как то, без чего невозможна полнокровная духовная жизнь, достаточно сложно.
Многим кажется, что гораздо проще и правильней попытаться соединить в своей жизни Церковь и плоды современной культуры.
Однако такое смешение невозможно для истинной религиозной жизни, и она неизбежно приводит к двум крайностям.
Первая характерна отказом от традиции, её ломкой и приспособлением под современную культуру и современную цивилизацию, результат которой мы, в своём предельном выражении, можем наблюдать у римо-католиков после Второго Ватиканского собора.
Вторая крайность – это попытка замкнуться в своём мире, превращения традиции в субкультуру с одновременным страхом перед внешним миром.
Оба эти пути не соответствуют универсалистскому духу Церкви, которая всегда отвечала на вызовы окружающего мира, с позиций своего богодухновенного Предания и никогда не закрывалась от мира, в то же время не подстраиваясь под него.
Поэтому единственный способ собрать в себе духовно рассыпавшегося человека с разорванным сознанием – это выстроить правильную иерархию вокруг того стержня (религиозной жизни), которым по-прежнему живет и питается Церковь, несмотря на то, что вокруг неё бурлит море современной культуры и современной цивилизации.
Сегодня и в культуру и в искусство, кажется, начинает вновь возвращаться принцип «сильной» проектности, принцип ответственности за целостное, единовременное личностно выстраданное решение, ответственности за свое действие и его возможные последствия.
*Андрей Яхнин. Слово о постмодернистской экклезиологии. http://www.pravoslavie.ru/103146.html.
Игорь Орлов. Феномен разрушения целостного мировоззрения человека в искусстве и культуре эпохи постмодернизма. http://ruskline.ru/analitika/2017/04/28/ fenomen_razrusheniya_celostnogo_mirovozzreniya_ cheloveka_v_iskusstve_i_kulture_epohi_postmodernizma/.
Владимир Мартынов. История богослужебного пения. Учебное пособие. - М.: РИО Федеральных архивов; Русские огни, 1994.
